Важной составляющей успешного интервью является подготовка, которая проводится перед самим интервью. Именно на этом этапе интервьюер получает представление о собеседнике. Но попытка определить масштаб Роджера Тейлора из Queen оказалась нелегкой задачей. Как барабанщик одной из крупнейших английских рок-групп 70-х годов - на сегодняшний день Queen продали более 50 миллионов пластинок - именно взгляд Тейлора на свою профессию вызвал у меня наибольшие проблемы. Тейлор, как я чувствовал, не любил воспринимать себя как барабанщика, хотя именно им он был с самого детства. Кроме того, он как бы намекал, что не очень много знает (или хочет знать) о технических аспектах игры на барабанах, хотя он всегда был очень уважаемым и замечательно одаренным барабанщиком. Но решающим фактором стало то, что Тейлор, по крайней мере, то, что я слышал от друзей в этом бизнесе, даже не любил говорить о барабанах. Тем не менее, он согласился поговорить с "Modern Drummer", самым популярным журналом о барабанах. Трудное интервью? Так и казалось. По дороге в отель на Манхэттене, где остановились Тейлор и остальные Queen, я мысленно представлял, как Тейлор отмахнется от моих вопросов. Если он не хотел говорить об ударных, то о чем же тогда он хотел говорить? О предположении, что большинство людей, слушающих рок, либо любят Queen, либо ненавидят? Возможно, мы бы обсудили проблемы Queen с рок-прессой на протяжении многих лет. Всегда оставался Фредди Меркьюри, дерзкий и часто наглый солист группы. Может быть, интервью будет посвящено радостям рок-звезды? Кто знает? Как бы то ни было, я приготовился к долгому дню - или короткому, в зависимости от того, как на это посмотреть. Как оказалось, Роджер Тейлор оказался очень интересным собеседником. То, что я ранее слышал или читал о нем, по большей части соответствовало действительности. Однако Тейлор ответил на все мои вопросы - даже на подробные вопросы о барабанах - и сделал это в такой теплой, приветливой манере, что невозможно было не почувствовать себя с ним комфортно. Правда, Тейлор не любит считать себя барабанщиком в традиционном понимании этого термина. И он не особенно любит говорить о внутренних секретах своего ремесла. Но у него есть свои причины, и именно они, я думаю, сделали наш разговор таким интересным.
РС: Вы барабанщик, который не только играет на барабанах, но и поет, пишет песни и играет очень активную роль в том, в каком направлении движется Queen. Некоторые барабанщики могут подумать, что это очень большая ответственность. Так ли это?
РТ: Нет, я так не думаю. Я думаю, что барабанщики слишком часто страдают от искаженного имиджа. Традиционно барабанщики считаются глупыми в рок-группах. Это немного несправедливо, и из-за этого быть барабанщиком - иногда неблагодарное занятие. В том, что я делаю, есть ответственность, но приятно расширять свой кругозор. В наши дни это забавно, потому что я считаю себя больше музыкантом, чем барабанщиком.
РС: Почему так произошло?
РТ: Ну, наверное, потому что я провожу много времени за режиссерским пультом. Кроме того, половина моей работы в Queen - это ударные; другая половина - пение. Я начинал как барабанщик, а затем все эти вещи, такие как пение и сочинительство, как бы последовали за этим.
РС: Как вы совмещаете пение и сочинительство с игрой на барабанах?
РТ: Как ни странно, пение и ударные никогда не мешали мне, хотя я знаю барабанщиков, у которых есть проблемы с этими двумя вещами. Видите ли, когда я учился в школе, петь мне пришлось однажды, когда вокалист группы, с которой я играл, внезапно взял и ушел. Мы должны были выступать, и мне пришлось петь. Вот так, по сути, я и стал вокалистом.
РС: Звучит так, как будто это было очень спонтанно.
РТ: В каком-то смысле, да. Но до этого я занимался бэк-вокалом. Я обнаружил, что петь и играть на барабанах гораздо легче, чем я ожидал. Учтите, это было очень давно. У меня никогда не было проблем с чувством времени, так что это было большим плюсом. Но с физической точки зрения это было очень утомительно. Я имею в виду, что сама игра на барабанах требует больших усилий.
РС: Делаете ли вы что-нибудь для поддержания формы?
РТ: Хотелось бы. Я подумываю о приобретении тренажеров, чтобы держать их дома, потому что я становлюсь старше. Определенно, пора начинать приводить себя в форму.
РС: Как вы начали писать песни? Вы всегда писали?
РТ: Нет, не всегда. Когда мы только начинали с Queen и я впервые встретил Брайана [Мэя, гитариста Queen], я не был достаточно хорош на гитаре, чтобы писать. Вы не можете писать, если играете только на барабанах; вам нужно что-то еще, например, гитара. Мне нравилось играть на этом инструменте, и со временем я научился писать, наблюдая и слушая других людей. Сначала это было нелегко, и вначале песни были далеко не лучшими.
РС: Вы были в каких-нибудь группах с Фредди Меркьюри до Queen?
РТ: Нет. Хотя я был в группе с Брайаном, и Фредди в те дни вроде как общался с нами. У него было несколько групп, в которых он участвовал, но у него всегда была такая волевая личность, что он заставлял себя развиваться, потому что тогда он не был таким уж хорошим певцом. Сейчас он великолепный певец - чрезвычайно уверенный в себе. Я не мог в это поверить. У нас был джем-сейшн с Родом Стюартом и Джеффом Беком, и Фредди был раза в четыре громче. У него чудесный голос. В любом случае, Брайан и я играли вместе, как я уже сказал. Это была группа из трех человек под названием Smile. Когда она распалась, Фредди, Брайан и я решили создать группу в 1970 году. Так началась группа Queen.
RS: Какие барабанщики вдохновляли вас в то время? Кого вы слушали?
РТ: Мне всегда нравился Джон Бонэм, хотя в Англии он не был таким модным. Но для меня он был лучшим рок-барабанщиком, который когда-либо жил. Я уверен, что многие люди говорят вам это, когда вы берете у них интервью.
РС: Большинство называют Бонэма, чем кого-либо еще.
РТ: Ну, это правда. В мире рока никто не может с ним сравниться. Он был новатором определенного барабанного стиля. У него был лучший звук барабанов, и он был самым быстрым. Проще говоря, он был лучшим. Хотя с ним было нелегко найти общий язык, его влияние было огромным. Он делал с одной басовой педалью такие вещи, которые другие барабанщики не могли сделать с тремя. Он также был самым мощным барабанщиком, которого я когда-либо видел. Led Zeppelin на самом деле были более популярны в Америке, чем в Англии, знаете ли. Нужно было быть барабанщиком, чтобы понять, насколько хорош был Джон Бонэм. Обычный человек с улицы не мог отличить Джона Бонэма от очередного эпатажного торговца хэви-металлом или чего-то подобного.
РС: Почему так?
РТ: Средний человек не может понять тонкости игры на барабанах или то, насколько сложными были некоторые вещи, которые он делал.
РС: В то время, какое влияние он оказал на вас и ваш барабанный стиль?
РТ: Большое. Я думаю, что сегодня в группах есть куча барабанщиков, которые являются лишь плохими копиями Бонэма. Их так много, и у них нет ничего своего собственного. Это просто стиль Джона Бонэма, но, к сожалению, они не могут приблизиться к его звучанию.
РС: Как барабанщикам убедиться в том, что, находясь под сильным влиянием других барабанщиков, они не становятся просто подражателями?
РТ: Ну, это зависит от человека, на самом деле. Вы должны выработать свой собственный стиль. Если у вас что-то получается, вы поймете, какие элементы работают для вас лучше всего. И я полагаю, что нужно их развивать.
РС: Что вы сделали, чтобы не стать копией Джона Бонэма?
РТ: Ну, я не хотел звучать как он, потому что знал, что нет смысла звучать как кто-то другой даже в те дни. Это так, независимо от того, насколько сильно вы восхищаетесь тем, что они делают. Поэтому я просто попытался привнести определенные аспекты его стиля в свой собственный.
РС: Что-нибудь конкретное?
РТ: Ну, очевидно, бас-барабан. Он изобрел целую школу игры на бас-барабане в тяжелой манере. Я так многому научился, просто послушав пару первых альбомов Led Zeppelin.
РС: Как вы относитесь к Киту Муну?
РТ: Кит Мун был великолепен. В ранние годы он был просто великолепен. У него был совершенно уникальный стиль; он никому ничем не был обязан. Впервые я увидел его выступление с Who в 64-м или 65-м году. Это было просто великолепно. The Who были возмутительной группой - настоящая энергия, настоящее искусство. Я любил их. Я имею в виду, что уничтожать свои инструменты - это была самая неслыханная вещь в музыке.
РС: Когда вы начали играть на барабанах?
РТ: [Я не могу точно вспомнить. Вы можете в это поверить? Я угадаю и скажу, что в девять или десять лет. Я помню, как стучал спицами по кастрюлям моей матери. Потом мой отец нашел старинный барабан в кладовке, где он работал. Это была старая штука из дерева и латуни. Я начал с него. Потом у меня появился настоящий малый барабан, а затем тарелки. В те времена не было просто барабанной установки. Я бы не знал, что делать с целым комплектом, даже если бы он у меня был. Важным моментом для меня было, когда мой отец переделал дешевый набор старых барабанов Ajax. Он состоял из одного тома, одного бас-барабана, одного малого и одной тарелки Zildjian. Примерно через два года или около того у меня появился хай-хэт. Барабаны были тем, в чем я, естественно, чувствовал себя хорошо. Гитару мне было гораздо сложнее взять в руки. С барабанами - у тебя либо есть чувство времени, либо нет. Если у вас его нет, у вас нет шансов стать хорошим, правда. Вы не можете научить человека времени. Мне было очень легко взять и играть, например, "Wipe Out". В то время это было самое подходящее занятие. Но я никогда не увлекался техническими аспектами игры на барабанах.
РС: Я полагаю, вы никогда не брали уроки?
РТ: Нет, никогда. Но я действительно давал их, хотите верьте, хотите нет! [смеется] Я даже читать ноты не умел.
РС: И вы до сих пор не умеете читать ноты?
РТ: Очень медленно, но не для того, чтобы играть. Я всегда считал это совершенно неважным. Я просто всегда чувствовал, что то, что идет изнутри, это то, что я должен играть. Каждый раз, когда я вижу Кармена Апписа, он рассказывает о всяких удивительных вещах. С таким же успехом он мог бы говорить о кексах. Нет, я вообще не очень люблю технические аспекты игры на барабанах.
РС: Куда вы отправились после того, как получили свою первую установку?
РТ: Мы с друзьями организовали группу в школе. Мы были ужасны - действительно ужасны. У нас не было никакого стоящего оборудования. Это просто развивалось со школы, пока, наконец, плохие группы не стали хорошими. По какой-то причине я всегда был лидером этих групп. Наверное, я был настырным. Мы выиграли несколько конкурсов в середине 60-х, что стало для меня своего рода прорывом. Потом, со временем, я начал петь. Дальше моя карьера пошла своим чередом.
РС: Почему барабаны?
РТ: Ну, я ходил по своей спальне с теннисной ракеткой, представляя, что это гитара. Но барабаны были шумными, и я обнаружил, что у меня лучше получается. К тому же, я получал от них больше удовольствия.
РС: Оказали ли "Битлз" значительное влияние на вас в детстве?
РТ: Нет, совсем нет. Когда они только появились, вы просто не могли обойти их стороной. Все было "Битлз". Но я никогда не был без ума от их музыки, пока не вышел альбом "Revolver". Тогда они меня зацепили. Этот альбом был просто великолепен и очень сильно повлиял на меня. Но до этого я предпочитал "Who" и "Yardbirds" - настоящие эпохальные британские группы.
РС: Учитывая такое раннее влияние Who и Yardbirds, не кажется ли вам странным, что вы играете в группе, которую многие считают "коммерциализированным арт-роком"?
РТ: Нет, не совсем. Трудно сделать шаг назад и посмотреть на группу так, как смотрят на нее другие люди. Каков мысленный образ группы у публики? Видят ли они череду обложек альбомов? Я действительно не знаю. Я знаю, что не воспринимаю Queen как арт-рок группу. Когда я думаю об арт-роке, я думаю о Roxy Music.
РС: У Queen действительно были тяжелые отношения с прессой, особенно с американской.
РТ: Да, это правда.
РС: Как вы думаете, что привело к этому? Я вспоминаю несколько довольно резких статей в таких журналах, как "Rolling Stone" несколько лет назад.
РТ: Я терпеть не могу этот журнал. Они такие высокомерные - и мы тоже! В этом, я полагаю, и заключается проблема. Я имею в виду, что мы довольно высокомерная группа. У нас были моменты, когда мы были откровенно безвкусными. Но нас также обвиняли в том, что мы - "фабричная" группа, что совершенно не соответствует действительности. На самом деле мы были просто самогенерирующимися. Нас никто никогда не создавал. В какой-то момент нас также обвинили в том, что мы фашисты. Это было во времена песни "We Will Rock You". Некоторые люди говорили, что это был крик манипуляции. Это было не более фашистским, чем песня Рэя Чарльза "What'd I Say". Однажды Rolling Stone попытался написать о нас политическую статью. Я думаю, парень был глухой или у него села батарейка. Но это было очень жутко. У них очень превосходный псевдоинтеллектуальный подход ко всему. Они ни к чему не подходят со своими чувствами. Они были очень неприятны, и я написал им в ответ очень неприятное письмо, которое они напечатали.
РС: Что касается немузыкальных решений, принимаемых в Queen - бизнес-решений, организационных решений и тому подобных вещей - насколько велика ваша роль?
РТ: Queen очень демократична. Все сводится к голосованию. Если три к одному, то побеждают трое, если только один не говорит: "Я возражаю против этого" или "Я не буду этого делать". Тогда мы этого не делаем.
РС: При такой системе группа просуществовала довольно долго. Это необычно.
РТ: Queen не была бы Queen, если бы один из нас ушел из группы или если бы мы делали что-то по-другому. Чувство единства поддерживало нас. Сегодня это та же группа, что и тогда, когда мы начинали. Я думаю, это хорошо. Я думаю, это важно. Есть старая поговорка: "Целое больше, чем сумма его частей". Это относится и к Queen.
РС: Когда Queen отправляются в студию для записи альбома, какова ваша роль?
РТ: Я абсолютно эластичен. Все зависит от песни. "Что нужно песне?" - вот главный вопрос. Что бы ей ни понадобилось, я сделаю это. Если нужен тяжелый звук, мы поставим микрофоны в нужные места, но не будем использовать их слишком много. Размер моей установки тоже имеет значение. Иногда я использую только малый, бас-барабан и хай-хэт. Но в других случаях я использую большой комплект с большим количеством томов. Я стараюсь сохранять гибкость.
РС: Значит, у вас нет какого-то определенного или любимого набора барабанов, который вы обычно используете в студии?
РТ: Нет. У меня есть установки, которые я использую чаще других. В нашей студии в Швейцарии есть потрясающий комплект Gretsch. У нее три тома, малый и бас-барабан. Это великолепно звучащая барабанная установка. Некоторые комплекты барабанов звучат великолепно, другие - нет.
РС: Какую установку вы используете на сцене?
РТ: Это постоянно меняется, но я использую Ludwig, потому что они присылают их мне уже довольно давно. У меня один бас-барабан и несколько томов - от малого до большого. Я всегда был склонен использовать большие барабаны, от чего я постепенно отхожу.
РС: Почему?
РТ: Их очень трудно записывать микрофонами. Они имеют тенденцию быть несколько нечеткими и менее определенными, чем малые барабаны, я думаю. Стюарт Коупленд как бы показал ценность малых барабанов. Он добился хорошего, отрывистого звука на этих маленьких барабанах. По этому поводу я всегда спорил с Ludwig. Они делали свои барабаны широкими, но никогда не делали их очень глубокими. Сегодня практически все барабаны такие же глубокие, как и широкие. Глубина барабанов очень важна. Я также обычно использую комплект Simmons, рассыпанный вокруг моей установки. Я также использую пару "RotoToms". Вместо того чтобы использовать их в качестве томов, я использую их в качестве тимбалов, потому что они очень хорошо прорезают звук. Что касается тарелок, я использую Zildjian. Я всегда меняю тарелки в каждом туре, чтобы соответствовать настроению.
РС: Какова ваша философия, когда речь заходит о тарелках?
РТ: Похоже, в наши дни очень модно говорить: "О, я не использовал тарелки на этой записи". Я люблю тарелки. Я считаю, что они великолепны. Они обеспечивают прекрасную динамику. Довольно часто я накладываю очень специфические тарелки. У Фредди Меркьюри тоже фетиш на тарелки. Тарелки очень важны; вы должны знать, какие из них использовать в тех или иных местах. Я люблю Zildjian.