Dennis Chambers: Возвращение Короля

Сделав свои первые шаги за барабанной установкой в нежном возрасте четырех лет, Дэннис Чемберс не знал, что уже тогда начал карьеру, которая сделает его одним из самых узнаваемых имен в истории барабанов.

Присоединившись к Parliament/Funkadelic в возрасте 18 лет, Дэннис действительно начал свою карьеру – уже вполне осознанно. А став барабанщиком хаус-бэнда Sugar Hill Records два года спустя, он вступил на путь, полный бесконечных гастролей и записей по всему миру. Он работал почти со всеми, включая Сантану, Джона Скофилда, братьев Брекер, Джона Маклафлина, Майка Стерна и многих других.

После того, как Дэннис преодолел некоторые трудности, связанные со здоровьем, он вернулся на свое законное место на барабанном стуле и снова вдохновляет людей во всем мире как живой барабанщик и клиницист.

Мы пообщались с Дэннисом на UK Drum Show, поговорили о его становлении, о том времени, когда ему предложили работу у Джеймса Брауна, Сантаны и многом другом.

У вас никогда не было формального обучения. Каким был ваш путь к барабанам?

Я начал играть на барабанах в возрасте четырех лет из-за моей мамы. Она была певицей, и смотреть, как репетирует ее группа, было единственным поводом для меня не бегать без остановки. Я помню, что барабанщика звали Буни, и он играл на барабанной установке из 4 барабанов Gretsch Champagne Sparkle. Я все еще вижу это в своем сознании. Когда они заканчивали, я брал ножи, вилки и тому подобное и начинал играть. На самом деле все это произошло до того, как мне исполнилось четыре года, мои родители купили мне барабанную установку, когда мне было четыре года.

Поскольку меня никто не обучал, я просто начал играть ритмы, которые слышал, – или, по крайней мере, пытался играть ритмы с пластинок, которые слушал. Много Джеймса Брауна, много Motown, много Stax... Эл Джексон, Арета Франклин и Ди Ди Уорвик, у которых был Бернард Пёрди на барабанах. На самом деле у Ди Ди Уорвик была песня под названием «Foolish Fool», и именно она повлияла на Led Zeppelin в плане формирования звучания барабанов. Вам нужно ее послушать! И именно поэтому Бернард Пёрди был одним из любимчиков Джона Бонэма, из-за тех ранних записей, на которых он слышал, как Бернард играл. Он был одним из лучших, и именно это заставило меня двигаться дальше.

Такие технические аспекты, как открытая постановка рук (время от времени вы играете таким образом) и традиционный захват – это просто вещи, которые вы где-то увидели или пришли к этому сами?

Да. Еще в 60-е годы правильным способом игры был традиционный захват, и каждый раз, когда кто-то видел, что вы играете по-другому, вас тут же исправляли. «Чувак, ты неправильно держишь палки. Вот как надо!». Затем на сцену вышел Билли Кобэм и просто не обращал внимание на упрёки. Я видел, как он играл с Горацием Сильвером в 60–х годах, он вел левой рукой, но играл традиционным хватом правой рукой - это было странно. Люди все просто смотрели на него, недоумевая: «Что он вообще делает?». Но потом, когда он играл с Mahavishnu – все уже помалкивали. Никто не мог так играть. Я не знаю, как бы играли на барабанах сейчас, если бы не такие парни, как он, Тони Уильямс, Джек ДеДжонетт, Ленни Уайт и Дэвид Гарибальди. Если бы не такие люди, у нас не было бы всего этого [UK Drum Show]. Многие барабанщики даже не знают, что они научились играть на барабанах у таких людей, как Билли Кобэм. Он сформировал новый подход игры на барабанах.

Закончив школу, вы сразу же начали профессиональную карьеру барабанщика, получив свою первую работу в «Bride of Frankenstein». Было ли это сознательным решением зарабатывать на жизнь игрой на барабанах?

Нет, я был одним из тех парней, которым просто повезло. Я имею в виду, что мне предложили выступить с Джеймсом Брауном, когда мне было 13 лет.





Расскажите об этом побольше!

Я играл как-то в его мотеле в Мэриленде, и у нас был перерыв. Я пошел в туалет, и вот вдруг туда заходит Джеймс Браун! Я смотрю в зеркало, смотрю вверх.… боже мой, это же Джеймс Браун! Я сказал: «Мистер Браун, для меня большая честь познакомиться с вами... бла-бла-бла ... Я счастлив играть в вашем мотеле, мы кавер-группа, было бы здорово, если бы вы пришли к нам». Он сказал: «Да, да, малыш», но он ни разу не взглянул на меня во время нашего выступления, он просто стоял и пел себе под нос.

Я вернулся и рассказал об этом группе, но они мне не поверили. Мы вернулись на сцену и сыграли второй сет, вдруг дверь открылась, и целая свита людей вошла и села в углу. Наш певец странно посмотрел на меня, но мы все еще не знали наверняка, потому что было темно. Затем мы пошли на очередной перерыв, и большой, похожий на стену чувак подошел ко мне и сказал: «Мистер Браун просит вас поприсутствовать за его столом». Я подошел и поговорил с ним. Он сказал: «У тебя хороший грув, парень». – «Спасибо, мистер Браун». – «Что ты думаешь о том, чтобы присоединиться к моей группе?». Я просто подумал, что он шутит, но, очевидно, сказал, что это было бы здорово. Он спросил: «Что для этого нужно?». Я начинал волноваться, а потом вдруг вспомнил свою маму.… . Я говорю ему, что у нас проблема: я все еще учусь в школе, и придется поговорить с моей мамой. Он сказал: «Поговорить с твоей мамой? Ну ладно. Дай мне ее номер телефона».

В течение примерно трех недель я приходил домой и спрашивал маму, были ли какие-нибудь телефонные звонки, но ничего не было. Я подумал, что она скрывает это от меня, или, может быть, это было правдой, и он не пытался позвонить, поэтому я просто сдался. И вот однажды звонит телефон, и это дама из офиса Джеймса Брауна, которая говорит, что хочет поговорить с Дэннисом Чемберсом. Я сказал, что это я, и она соединила меня с самим Джеймсом: «Привет, малыш, как дела?». Мы немного поболтали, он рассказал мне о погоде, где он был, и все такое, но я решил, что он хочет поговорить с моей мамой, поэтому позвал ее. Сначала она не поверила, но после недолгого разговора с ним ее реакцией было «О боже!». Он спросил ее, что ей нужно, чтобы позволить мне отправиться с ним в турне, и она сказала, что мне понадобится репетитор. Он подумал об этом, но потом сказал, что не может этого сделать, что странно, потому что в то время он был сильным сторонником образования. Он часто говорил: «Не будь дураком – оставайся в школе», но все же не предложил мне репетитора.

Вы когда-нибудь говорили со своей мамой об этом?

О да, но с этого момента я возненавидел школу. Я ненавидел ее со всей страстью.

Но позже, когда я присоединился к P-Funk, я познакомился с Бутси, Масео, Фредом, Кушем – всеми ребятами, которые играли с ним, – и я подумал, слава Богу, что я не получил работу у Джеймса. Я узнал, что парень был просто сумасшедшим, кто знает, как бы все обернулось.

Мне всегда везло. Вся моя карьера была основана на игре с людьми, которых я слушал с детства.

Вам было всего 18, когда вы начали играть с P-Funk – вы были все еще невероятно молоды. Фанк/фьюжн всегда были страстью?

Да, в нашем доме приходилось слушать всякую музыку. Моя мама была серьезной поклонницей музыки. У нее были пластинки Дейва Брубека, пластинки Арта Блейки, пластинки Майлза, а также "Мотаун" и все, что она могла достать.

Еще один ваш поворотный момент – это Сантана.





Да, это интересная история. Еще в 1986 году мне позвонил его менеджер и сказал, что меня рекомендовал его барабанщик в то время Честер Томпсон, который, по-моему, должен был вернуться в Genesis. Поэтому они наняли меня и уволили в течение одной недели. Они наняли меня, не прослушав из-за рекомендации Честера, но потом уволили, потому что Карлосу не хотелось репетировать. У него было некоторое время дома, и он просто не хотел репетировать с группой, поэтому он решил, что вернет Грэма Лира (который выступал раньше), так как ему не нужно было учить песни заново.

Проходят годы, я нахожусь в Монтре с Джоном Маклафлином, открывающим концерт Сантаны, после шоу мы возвращаемся в отель, и мне звонит его менеджер и говорит, что Карлос хочет, чтобы я поднялся в его номер. Я пошел с Джоуи Ди Франческо, чтобы потусоваться с ним – на самом деле мы тусовались до восхода солнца. Через день позвонила моя жена и сказала, что ей позвонили из офиса Сантаны и сказали, что Карлос хочет поговорить. Я такой: «Да, я разговаривал с ним вчера вечером». Она сказала: «О, хорошо, но звонок поступил сегодня». Короче говоря, мы с его менеджером играли в испорченный телефон, и когда мы, наконец, нашли друг друга, он сказал мне, что Карлос хочет, чтобы я присоединился к группе в тот же день! Я не мог просто оставить Джона Маклафлина, и он это понимал; поэтому он попросил меня, по крайней мере, сделать с ними какую-нибудь запись, что я и сделал. В студии Карлос подошел ко мне и сказал: «Да, слушай, в следующем году мы можем играть вместе!». Я смотрю на него так: «О чем ты говоришь?». Следующее, что я помню, это то, что я был в группе, а остальное - история.

И сколько замечательных людей было у него в этой группе. Я очень сблизился с ними, и мы все еще поддерживаем связь. Это была действительно веселая работа, потому что мы все очень весело проводили время. Карлос каждый день подбрасывал нам новую музыку. Если был концерт, мы репетировали новые песни – независимо от того, играли мы их или нет. Это было немного сложно.

Вы играли со столькими артистами, но вы не знаете нотной грамоты. Как вы подходите к изучению и запоминанию стольких песен?

Так же, как это делал Бадди Рич. Он тоже не знал нот. Ленни Уайт, Билли Шихан и Джо ДеФранческо не читают с листа. Алан Холдсворт не был любителем нот. Это просто работа мозга. Чем больше вы его используете, тем сильнее он становится.

Вы просто слушаете песни, как обычный слушатель. Если вы слушаете то, что вам действительно нравится, вы это запомните. Для меня это все равно, что вспоминать разговоры. Вы встречались с людьми, с которыми вели какие-то содержательные беседы, и не виделись с ними годами. Затем, как только вы их видите, ваш ум сразу же возвращается к этому разговору. То же самое и с музыкой.

Меняется ли это в зависимости от того, с кем вы играете? Как в разговорах: с некоторыми людьми у вас лучшая связь, чем с другими.

Да, то же самое.

Если я что-то когда-то сыграл, то я помню это уже всегда. Есть музыка P-Funk, которую я не играл 35 лет, и когда я пришел посмотреть, как они играют, я сидел там, пытаясь вспомнить ее. Затем когда они перестали играть, мои руки просто перешли на автопилот. Они просто помогли мне пройти через это. Внезапно я подумал: «Тут что-то должно произойти, приближается какой-то важный момент, я не могу этого вспомнить», но в тот момент это просто вернулось, и я сделал правильный выбор. Это просто случается. Это удивительно, но поначалу было страшно. Я паниковал и надеялся, что не испорчу все, но мой разум просто не подвел меня.

Если вы не возражаете, я хотел бы поговорить о ваших проблемах со здоровьем в 2014 году. Удивительно, что вы снова здесь, на большой сцене! Было ли желание вернуться за барабанную установку неким толчком к выздоровлению?

Ну, должен тебе сказать, я взял годичный отпуск. В тот год я вообще не играл. Pearl прислалb мне гигантскую установку, которая целый год стояла в моей гостиной, и я никогда не прикасался к ней, кроме момента, когда собирал и настраивал ее. У меня не было желания играть, и я не знал, буду ли я вообще когда-нибудь играть на барабанах, пока Майк Стерн не предложил мне сыграть концерт неподалеку от моего дома. Я согласился просто для того, чтобы посмотреть, как я буду чувствовать себя за барабанами, и все вернулось, и это было здорово. Некоторые из моих близких друзей знали, что я не играл уже год, и пришли на концерт, чтобы посмотреть, каков сейчас Дэннис Чемберс. После шоу все говорили, что я звучу лучше, чем когда-либо.

Может быть, после стольких лет игры на барабанах год отдыха - это как раз то, что нужно?

Для меня так оно и было. По этой же причине я не тренируюсь, так как я все время играю концерты. Я не практикуюсь, потому что ум подобен компьютеру: то, что вы вкладываете в него, из него затем выходит. Если вы перегружаете его или делаете это слишком много, это нехорошо. Например, вы практикуете ритм целыми днями в течение нескольких недель, вы, наконец, усваиваете его, он заложен в вашей ДНК, а затем вы идете и играете его с группой, и вдруг что-то еще ударяет вам в голову, и вы больше не можете его играть. Это потому, что вы слишком много тренируетесь.





Всегда много говорят о том, как меняется игра на барабанах, но вы однажды сказали: «Игра на барабанах осталась прежней».

Я имел в виду, что в игре на барабанах нет ничего нового. Все, что вы думаете, что делаете, было уже сделано. Кто-то рассказал мне на днях о барабанщике, левитирующем со своей ударной установкой. Я показал ему видео, на котором Бадди Рич делал это в те дни. Или все эти фокусы с палочками – это был Сонни Пейн. В этом нет ничего нового, кроме того, как вы это чувствуете и воспринимаете. Вот что может быть новым – ваши ощущения.

Это тоже сложно, потому что не так много есть барабанщиков, которые играют от всего сердца. Когда вы слышите, как они играют, вы слышите кого-то другого. Знаете, когда вы слышите Стива Гэдда, вы знаете, что это Стив Гэдд. Когда вы слышите Билли Кобэма, вы знаете, что это он. То же самое с Винни Колаютой, Джеффом Поркаро и Бернардом Пёрди. Это настоящие барабанщики. Но когда вы слышите, как играют другие барабанщики, вы можете услышать влияния вот этих великих музыкантов, вы можете понять, кто из них сформировал игру.

Как вы думаете, это связано с огромным количеством контента на таких платформах, как YouTube (возвращаясь к перетренированности)?

В том-то и дело. До того, как появились компьютеры, YouTube и все такое прочее, люди использовали свои уши и воображение, чтобы учиться. Теперь это слишком просто. Если вы хотите чему-то научиться, просто смотрите видео, но это означает, что молодые люди копируют игру в точности так, как это на видео, и не уходят от этого ни на сантиметр в сторону. Мы все чему-то научились у кого-то другого, но как только мы, барабанщики из 70-х, узнавали, что да как, просто пытались выяснить, как сделать это по-своему. Например, что бы вы сделали, если бы были в студии, и вас попросили бы сыграть песню, которая вам нравится? Как бы вы сыграли ее? Что добавили бы от себя? 

Однако найти свой собственный голос может оказаться непростой задачей.

Нет. Когда ты просыпаешься утром и скатываешься с кровати. Ты сидишь на краю кровати, твои ноги касаются пола, ты шевелишь пальцами ног, проверяя себя, пока пытаешься проснуться, просто находясь в контакте с собой, видя, как ты себя чувствуешь. То же самое и за барабанной установкой. Когда я играю, я не сижу там, вспоминая, что сделали Винни, Стив или Билли; я иду туда, играя от всего сердца, играя то, что я чувствую. Если я играю музыкальное произведение и не переигрываю его, прекрасно. Если я играю с Джоном Маклафлином, где требуется много брейков, то я делаю это; но я буду делать это так, как я умею, а не так, как это сделали бы Билли Кобэм, Нарада Майкл Уолден или другие барабанщики до меня, которые играли с ним. Я не могу так поступить. Вот почему мы с Джоном как братья. Он восхищается такими людьми, потому что он сам такой же.

Что вы думаете о развитии игры на барабанах?

Я всегда хотел поговорить об этом. Игра на барабанах никогда не должна ощущаться или звучать так, как будто вы занимаетесь спортом. Барабанщики собираются вместе и пытаются понять, кто быстрее всех. Они думают, что это и есть музыка. Они сидят за барабанной установкой, играют ритм около минуты, а после этого он превращается в [имитирует сумасшедший брейк]. Послушайте, когда вы зачаты в утробе матери, первое, что вы слышите, это [...играет сердцебиение на столе...]. Какой красивый грув. Он ровный, в нем есть пространство. Что бы ты ни делал в жизни, ты всегда это можешь услышать – знаешь ты это или нет. И если ты барабанщик, как ты мог уйти от этого? В утробе вашей матери этого не было [играет дикий брейк на столе].

Как вы думаете, почему это стало тенденцией?

Потому что стало очень много барабанщиков – я не буду упоминать их имена – которые снимают все эти видео о том, как быстро играть на бас-барабане, как быстро играть руками, сколько ударов они могут вставить в такт и так далее. Поэтому, когда ребенок все это видит, он загипнотизирован: «Вау, я хочу научиться этому!». Они сосредотачиваются на этом и проходят через всю свою барабанную жизнь, пытаясь быть быстрыми.

Мне все равно, насколько вы быстры, вы все равно должны играть музыку; и если вы не можете играть музыку, вы никому не подходите, и вы не можете играть в группе. Метал ребята - очень быстрые барабанщики, и я действительно восхищаюсь этим, но эти ребята нашли музыку, которая им подходит, и это то, что они делают. Вот почему они называют это металлической музыкой, и мне это очень нравится. Но если музыка идет в другом направлении, а вы снова летите, сломя голову, вы просто звучите так, как будто исполняете бесконечное соло на барабанах. А потом, когда кто-то просит вас сыграть соло на барабанах, вам нечего сказать. Парень, ты провалил задание.

Каковы ваши предложения, чтобы уйти от этого?

Просто потренируйтесь немного в медленных темпах. По крайней мере, подумайте, что вы можете сыграть в течение пяти минут в медленном темпе и научитесь просто сидеть и играть медленный грув. Если вы умеете играть только быстро, и кто-то попросит вас поиграть в среднем темпе, вы потерпите неудачу. Безусловно, все могут играть в среднем темпе, но не все могут делать это с правильным ощущением – и именно поэтому такие барабанщики не имеют работы. Трудно пытаться сделать карьеру, будучи пони с одним трюком. Если кто-то знает, что ты играешь только метал, он не позовет тебя играть что-то еще. Если вы играете все стили музыки или, по крайней мере, понимаете все стили музыки, то вам обязательно позвонят.

Когда я выступал на мемориале Бадди Рича, я был известен как фанк-барабанщик. Я помню, как парни спрашивали Кэти (дочь Бадди, которая организует мемориальные концерты), почему она наняла фанкового парня. Она просто ответила: «Просто посмотрите». Я сел за барабанную установку, сделал то, что сделал, и людям это понравилось.

Чего многие не знают: за три часа до того, как они открыли двери, мы все шестеро играли вместе. Через некоторое время ребята слезли с ударной установки, оставив только Винни Колаюту и меня. Я швырял в этого парня всем, на что был способен, а он просто сидел и улыбался, потому что мы вдохновляли друг друга.

Я встречался с барабанщиками в подростковом возрасте и в возрасте двадцати лет, и мы собирались тогда вместе и просто вдохновляли друг друга. Если вы играли на барабанах, мы отправлялись к вам! Нас с Ларри Брайтом называли братьями чоп. Подталкивать друг друга - это здорово. Но просто сидеть там и нагло пытаться кого-то уничтожить ... это безумие.

У них в Балтиморе есть такие традиции: выйти на сцену и просто смести с нее всех своими брейками. У публики на это всегда припасены аплодисменты и восторженные крики: «Ооооооооооо, он просто вынес всех!!». О боже… И этим парням целуют руки, и они думают, что являются хорошими барабанщиками, но потом телефон у них не звонит. [смеется]





Кто они такие? Давайте посмотрим, как далеко зайдет их карьера.

У меня нет никакого желания обсуждать разного рода выскочек и мнение, которое они имеют о себе… Я смотрю на это, думая, что ребята совершенно не понимают, что они из себя представляют. Есть вещи, о которых я даже не мечтал бы говорить другим людям, а они позволяют себе говорить такие вещи, что уважение к этим ребятам не растет. Вот почему я сказал, что нет ничего нового. Они думают, что они – величайшие музыканты всех времен, и все, что они делают, ново, но вы говорите им: Чувак, то, что ты делаешь, - это делали Тони Уильямс, Стив Гэдд, Винни. Это не ново. Мы это уже делали. Как на счет того, чтобы придумать что-то свое? [смеется]

Наконец, что дальше?

У меня есть концерты с Виктором Вутеном и Бобом Франческини, кое-что мы делаем с Майком Стерном, еще несколько мастер-классов и несколько концертов с Джоном Скофилдом.

Большое спасибо!